Режим бога. 2-я книга[СИ] - Страница 86

( примерно так: http://ololo.fm/search/Юлия+Баркова+И+Алексей+Шахов/Феличита+-+Хит+Всех+Времён. )

Я сидел, почти вплотную, к слабосильным акустическим колонкам, поэтому все остальные "слушатели" оказались у меня, за спиной.

Я ДАЖЕ БОЯЛСЯ ПОВЕРНУТЬСЯ… чтобы посмотреть Щелокову в глаза…

И тем неожиданнее для меня прозвучал его довольный голос:

- Ну, а что?! Мне нравится… Очень живенько и мелодично!..

"Мдя… Улыбку на морду, недоумок, и поворачивайся героем!".

***

Когда Чурбанов докладывал министру о проведенном опознании, я сидел в кабинете Щелокова и уже ожидал своего "выхода на авансцену":

- А "фашист" гусь еще тот, дай ему волю, он бы убил их прямо при нас!

- Что, буянил?! - с интересом спросил Щелоков.

- Нет… - смешался Чурбанов, - но… э… такой взгляд у него был… Одним словом - фашист!…

- …поэтому синьор Кальви выражает не только свою безмерную сердечную и самую искреннюю признательность за возвращение бесценной, его сердцу, реликвии… - размахивал руками атташе, переводя спокойную и безэмоциональную речь "фашиста", - но и искренне восхищается талантом этого молодого человека.

Банкир дотронулся кончиками пальцев до моего предплечья:

- Я передам твою песню своим влиятельным знакомым с телевидения и, уверен, что она очень скоро станет истинно итальянской… - редкая скупая улыбка мимолетно промелькнула на лице итальянца.

- Песня прекрасна! Ее сочтут за честь исполнять наши самые популярные певцы, - активно закивал атташе по культуре синьор Сальвини.

- Я надеюсь, что Викто'р свою песню исполнит сам и постараюсь сделать для этого все возможное, - ледяным тоном заявил банкир. Атташе только и осталось, что снова закивать и перевести эти слова моему милицейскому начальству.

Вообще, по манере взаимоотношений, складывалось ощущение, что Роберто Кальви, минимум, министр иностранных дел Италии, так перед ним заискивал Сальвини.

Кальви дождался окончания перевода, затем поднял левую руку и расстегнул золотой браслет "Ролекса", который я заприметил еще в начале встречи, наметанным взглядом "из прошлого".

"С бриллиантами… едренть!".

- Синьор Кальви говорит, что сложно сделать подарок человеку у которого есть все, чего нет у самого синьора Кальви: молодость, большой талант и даже красота, к которой, он уверен, будут так неравнодушны прекрасные синьориты! Поэтому он просит принять от него эти часы, как напоминание о той минуте, когда Провидение расщедрилось на эту встречу…

Казалось, глаза господина Сальвини были готовы вылезти из орбит от изумления, он даже стал заикаться, через слово.

"Ох…..ть! Вот это по-царски… Для скупых итальянцев жест невообразимый! Просто невероятно…".

- Я тоже искренне рад познакомиться с синьором Кальви… и так же искренне надеюсь, что хорошие воспоминания о моей стране загладят, в его памяти, ту крайне прискорбную встречу с недостойными людьми, которые проведут теперь очень много времени в тюрьме, чтобы понять, как они были неправы, когда решили перейти дорогу синьору Кальви…

Прослушав перевод, а отвечал я по-русски, чтобы Щелоков и Чурбанов все понимали, банкир, прищурившись, внимательно на меня посмотрел и… слегка улыбнулся. Улыбкой голодного крокодила… второй раз… за два часа.

Я согнул левую руку и тоже принялся расстёгивать браслет своего немецкого хронографа…

"Ну…что можем!..".

…Мы снова, вчервером, сидим в "Праге". Стол заставлен едой и напитками, но с заказом мы сегодня перестарались, плохо ест даже Леха. Все перенервничали и устали…

Я только что закончил рассказывать об общении с итальянцами и сейчас устало разглядывал знаменитый "Зеркальный зал".

Самих зеркал, кстати, было не особо много. Воображение больше поражала несоветская роскошь зала: великолепная лепнина потолка, мраморные колонны, огромные хрустальные люстры, вездесущая позолота, картины на стенах и зеркала, от потолка до пола, в массивных золотых рамах.

Публика была подстать интерьеру. Мужчины исключительно в костюмах и галстуках, а женщины в вечерних платьях. Все было чинно и достойно. Негромкая классическая музыка создавала надлежащую атмосферу и не мешала разговорам. Бесплотными тенями между столиков скользили официанты. Отовсюду слышалась иностранная речь, но наших соотечественников было, все же, больше.

"Угу… Токари и слесари после трудовой смены. Особенно вон тот, толстомордый… Поглаживающий пухлой "мозолистой" рукой голую спину своей спутницы. Кстати, о "голой спине"… Пора бы уже и личной жизни время уделить. А то все в трудах, государь, аки пчела! Мдя…".

Клаймич и Завадский внимательно разглядывали "отобранный" у меня "Ролекс", а Леха с интересом поглядывал на лиц противоположного пола.

Следует отметить, что костюм "made in Shpilman" придавал облику Алексея некую несвойственную ему, в обычной жизни, аристократичность. Поэтому его заинтересованные взгляды, иногда, встречали ответную благосклонность, сопровождаемую хлопаньем крашенных ресниц.

"Кстати, о крашенных ресницах… Все же, пора уделить время личной жизни! Однозначно…".

- Но на руке такое лучше не носить! Целее рука будет… - улыбнувшись, вернул мне мои новые часы Клаймич.

- Понимаю… - я вынырнул из раздумий в реальность, - но не это главная проблема… Группа, аппаратура, студия, музыканты, подтанцовка и неизвестно сколько еще всего всплывет, по ходу дела. Щелоков же однозначно сказал, сейчас он может сделать только "при МВД". Будет большой успех с зарубежниками и только тогда можно будет говорить о "государственном оркестре"… как у Бивиса.